Когда Джона Бердона Голдейна, одного из основателей современной эволюционной биологии, спросили, что могло бы пошатнуть его веру в теорию эволюции, он ответил, что «окаменелости кролика из докембрийской эпохи».
Хотя теория всемирного притяжения Ньютона давала удивительно точные результаты, она дала трещину, когда в 1859 году обнаружили особенности в движении планеты Меркурий, которую теория не могла объяснить.
Поскольку окаменелости сложных животных появились лишь после «Кембрийского взрыва», который состоялся 500 млн. лет назад, выявления еще более древних окаменелостей могло бы сфальсифицировать эту теорию.
Но действительно ли это так?
Фраза Голдейна хотя и апокрифическая, но она достаточно хорошо передает дух научного фольклора, согласно которому фальсификация – это определяющая характеристика науки.
Как об этом высказался астрофизик Марио Ливио в своей книге «Блестящие ошибки»: «Начиная от основополагающей работы Карла Поппера, считают, что теория достойна, называться “научной” только в том случае, если она фальсифицируется экспериментами или наблюдениями. Это требование лежит в основе “научного метода”».
Все благодаря тому, что экспериментальный результат – это не простой факт, который можно получить непосредственно от природы. Чтобы идентифицировать и датировать кости, о которых говорил Голдейн, нужно использовать целый ряд теорий из различных наук, в частности физики, химии и геологии.
Так же и теоретическое предсказание никогда не является продуктом одной теории и взамен требует использования многих других теорий.
Поэтому когда «теоретическое» предсказание не согласуется с «экспериментальными» данными, это свидетельствует, прежде всего, о том, что существует расхождение между различными наборами теорий. Ничего, впрочем, не сообщая о том, что какая-то конкретная теория не фальсифицируется.
К счастью, фальсификация (или любое другое понятие из философии науки) не является обязательным требованием для того, чтобы наука, собственно, развивалась. Физик Поль Дирак был прав, когда сказал, что «философия никогда не приведет к важным открытиям – она умеет только говорить об открытиях, которые уже сделаны».
Науке дает силу именно целенаправленное фокусирование на том, что работает, а не любое философское утверждение. Альберт Эйнштейн сказал, что ученые не должны двигаться по одной определенной перспективе, а идти исключительно туда, куда их заводят экспериментальные данные, а также принимать все положения, которые работают.
К сожалению, отдельные ученые пренебрегли саму отрасль науковедения, утверждая, что она подрывает общественную уверенность в науке, поскольку отрицает, что научные теории являются объективно истинными. Это – ошибка, ведь науковедение значимо, по крайней мере по двум причинам.
Во-первых, оно позволяет ученым намного лучше понять собственную дисциплину. По словам Эйнштейна: «Очень многие люди, в том числе и профессиональные ученые, кажутся мне теми, которые видели тысячи деревьев, но не видели леса. Знание исторического и философского фона придает этому поколению тот вид независимости от предубеждений, от которого страдает большинство ученых. Эта независимость, сформирована философской интуицией, и, по моему мнению, является тем признаком, который отличает ремесленника или специалиста от настоящего искателя правды». Собственно, взгляд на то, как наука исторически развивалась, скорее, укрепляет веру в нее, чем наоборот.
Во-вторых, именно эта отрасль знаний помогает лучше противостоять антинаучным силам, которые постоянно используют одну и ту же стратегию, несмотря, на что именно направлены их усилия, – вредность табака, изменение климата, вакцинацию или теорию эволюции. Их цель – эксплуатировать частичку сомнения и двусмысленных результатов, которые всегда присутствуют в науке, чтобы поставить под сомнение научный консенсус по данному вопросу как таковой. Они финансируют и разглашают свои собственные результаты, которые противоречат научному консенсусу в определенной узкой сфере, утверждая, что фальсифицировали сам консенсус.
В книге «Продавцы сомнений» историки Наоми Орескес и Эрик Конуэй пишут, что целью этих групп является «борьба науки с самой наукой или, по крайней мере, теми пробелами, которые можно использовать, чтобы отвлечь внимание от главного».
Науковедение предоставляет людям, которые верят в науку, лучшие аргументы, чтобы противостоять этой критике, ведь ученые используют всесторонние аргументы, чтобы достичь консенсуса, стоит ли сохранить определенную теорию, или, возможно, отбросить ради другой.
Именно благодаря консенсусу наука смогла достичь таких впечатляющих успехов и радикально изменить нашу жизнь в лучшую сторону. Ключевой для нее является преимущество доказательств в ту или иную сторону, а не один или даже несколько результатов.
Поэтому когда антивакцинаторы, антиэволюционисты и те, кто отрицает изменение климата, указывают на какой-то один результат и утверждают, что они якобы фальсифицировали научный консенсус, их утверждения не имеют под собой никаких оснований. Ведь им нужно привести избыток доводов в пользу своих утверждений – а это еще никто из них еще не смог сделать.
Фальсификация так привлекательна, потому что она рассказывает простую и оптимистичную притчу о научном прогрессе, а именно, последовательно опровергая ложные теории, можно когда-нибудь обязательно дойти до истинной. Лучше всех об этом высказался Шерлок Холмс: «Когда вы устранили все невозможное, то, то что останется, пусть даже совсем неправдоподобное, должно быть правдой».
Такие простые, но неправильные нарративы переполняют научный фольклор и страницы учебников. Ричард Фейнман в своей книге QED сразу после перевода истории появления квантовой электродинамики добавил: «То, что я описал, можно назвать “историей физики от физики”, которая, возможно, и неправильная. Это – общепринятая мифология, которую физики рассказывают своим студентам, а те своим. Она может и не соответствовать правде, которой я, собственно, и не знаю».
Но если определенную мифологему распространять очень много раз и передавать от одного поколения к следующему, то она превратится в факт. Фальсификация – как раз одна из таких мифологем.
